- После ареста моего брата, писателя и журналиста Михаила Кольцова меня отстранили от работы в печати. А в 1940 году именно газета "Труд" предложила мне работу в качестве художника, но только с условием, что я возьму себе другой псевдоним и никто не будет знать, что опальный художник Борис Ефимов печатается на страницах "Труда". Разумеется, я согласился на это спасительное для меня предложение и стал подписываться "В. Борисов" (что для меня означало - временно Борисов). Но через некоторое время на закрытое совещание редколлегии газеты приехал Вячеслав Молотов. Когда совещание уже подходило к концу, Молотов задал редактору "Труда" прямой вопрос: "Под фамилией В. Борисов печатается карикатурист Борис Ефимов?" Редактор признался, что, действительно, они самовольно, не посоветовавшись с властью, взяли на работу Бориса Ефимова. На что Молотов сказал: "Борис Ефимов не имеет отношения к аресту своего брата и поэтому имеет право на свое имя". С тех пор я навсегда остался Борисом Ефимовым.
- Среди моих персонажей было не так уж и много по-настоящему страшных, а вот смешных - каждый второй. Впрочем, в карикатуре все смешные, в противном случае, она не удалась. Но при этом смешное не должно переходить в оскорбительное. Единственное исключение - заклятые враги, как, например, Гитлер, Муссолини. В случае с объявленным врагом карикатура должна быть злой. Хотя мой английский коллега, знаменитый Дэвид Лоу, говорил мне, что фашистов он изображает так, чтобы люди, глядя на них, просто зевали. Лоу считал, что самая страшная вещь на свете - это скука, поэтому надо показывать фашизм амебным, рыхлым, тоскливым.
- От скучных политиков советская история нас избавила. Брежнев, например, со своими бровями, орденами и странной речью просто напрашивался на шарж. Хотя лично у меня с Леонидом Ильичом были хорошие отношения. Помню, на международной выставке "Сатира в борьбе за мир" я спросил у генсека: "Не станем ли мы, карикатуристы, скоро безработными?", на что он мне ответил: "Э, нет! До этого еще ой как далеко, продолжайте работать". И Горбачев, и Ельцин были по-своему забавными людьми, скажем так, находками для карикатуристов.
- Политическая карикатура должна бить, разить наповал, осмеивать. Она должна быть беспощадной и даже агрессивной. А сейчас эти качества не в почете. Ведь нынче весь мир избегает прямых столкновений, стремится к толерантности и политкорректности. Поэтому политическая карикатура сегодня переживает не лучшие времена. Как говорил мой французский коллега Жан Эффель, карикатура - это ненависть с улыбкой. Тогда как люди сейчас избегают сильных чувств, будь то любовь или ненависть.
- Я изобразил Сталина в огромных, преувеличенно больших сапогах. Хотя это вовсе не означает, что я принижаю исключительность его личности. Сталин был сложным человеком и разным. Говорить, что он был злодей и всех убивал, не ново и неверно. Ведь я же живой! Хотя по всем законам меня должны были уничтожить вслед за моим родным братом Михаилом Кольцовым. Но Сталин почему-то приказал: "Карикатуриста не трогать!" Что им руководило, одному Богу или дьяволу известно. Но, безусловно, он был очень сильный человек. Сильнее и мощнее всех наших политиков и президентов. На конференции в Потсдаме главы государств, словно загипнотизированные, вставали, когда входил Сталин. При всем демонизме Сталину не откажешь в чувстве юмора, хотя, возможно, и несколько своеобразном. Рассказывают, что когда артиста Дикого, который играл в кино Сталина, вызвали в Кремль на встречу с вождем, а он был пьян, то Сталин встретил артиста весьма оригинальным образом. Посмотрел на Дикого пристально, потом принес два бокала с коньяком и предложил выпить с ним. После чего сказал: "Ну вот, теперь мы на равных". Забавный ответ получил артист Головани от Иосифа Виссарионовича на свое предложение пожить два месяца на даче Сталина в Сочи, чтобы вжиться в образ: "Для начала пусть поживет не в Сочи, а в Туруханске, где я был в ссылке".
- Я с большой симпатией относился к Николаю Бухарину и по сей день испытываю чувство стыда за то, что после суда над "правотроцкистами" мне пришлось нарисовать на него карикатуру, да еще в образе "свиньи с лисой", как выразился о Бухарине Вышинский. Но при моем уважении к этой личности я понимаю, что Бухарин сам во многом виноват в том, что с ним произошло. Поддавшись влиянию Сталина, он стал участником безнравственных расправ над своими же товарищами и, в конце концов, сам стал жертвой этой "системы". Бухарина есть за что пожалеть, тогда как Сталин с исключительной хитростью и коварством следовал примеру почитаемого им Макиавелли: "Разделяй и властвуй". Он породил эту систему страха, жестокости, насилия. Разве можно отнестись к этому с пониманием?
- Когда расстреляли моего брата, с которым мы были очень близки, я понял, что с этой властью шутить нельзя.
- Брата убили в возрасте 42 лет, а я живу так долго, что самому уже стыдно. Признаюсь, я устал и от себя самого, и от воспоминаний, устал от боли и от страха. Пожалуй, только от хорошей шутки не устал.
- А вы рисовали карикатуры на красивых женщин?
- Очень красивой женщиной была моя вторая жена - чудно красивой. Красивой была Шура Коллонтай, которую я шутливо изобразил с двумя амурами - на плече и на ладошке. Кстати, единственным советским человеком (после лорда Чемберлена, пославшего в адрес нашего правительства ноту протеста на мою карикатуру, который всерьез обиделся на мой шарж) была Рина Зеленая. Я нарисовал ее в зеленом цвете, в листочках и в юбочке в горошек, с обилием рюшечек и оборок, такой милой и чуть-чуть лукавой, а она вдруг сочла это оскорблением. Я пытался переубедить ее, но Рина Васильевна так и осталась при своем мнении. А я из этой истории вынес неожиданное открытие, что даже и самое безупречное чувство юмора может дать осечку.
- Я не терплю людей непорядочных, способных подложить свинью, а также не выношу грубости, хамства, предательства. А есть такие не самые лучшие качества, которые можно легко простить. Например, болтливость. Ведь я и сам по большому счету старый болтун. Сказать про кого-то хороший человек или плохой - ничего не сказать. А вот порядочный человек - это уже что-то да значит. Но, увы, сегодня так мало порядочных!
- Много хороших рук я пожимал. Отчетливо помню рукопожатие Муссолини. Он принимал советскую делегацию из 11 человек и с каждым по отдельности здоровался. Муссолини был шикарный, импозантный — в белом штатском костюме, загорелый, в двухцветных туфлях. Просто франт. И кто бы тогда мог подумать, что его повесят вверх ногами?! Вообще, со многими великими мира сего мне доводилось общаться. Я видел и слышал Ленина, я провожал в последний путь Луначарского. Со Сталиным говорил один раз по телефону, стоя. Обедал у Тито. Но горше всего мне вспоминать, как я прощался с Львом Давыдовичем Троцким, когда его высылали в Алма-Ату. Мы с ним обнялись и расцеловались, и он мне подал пальто, когда я уже выходил. Я ему: „Ну что вы, Лев Давыдович“. А он: „Нет, нет и нет“ — и все держал и держал это пальто, а я был смущенный, конечно. И потом, когда мне поручили изобразить его как врага народа, куда было деваться? Я мог бы ответить: „Я всегда уважал и любил Льва Давыдовича и рисовать на него карикатуры не буду“. Но у меня же была жена, родители, сын уже десятилетний — всех их погубить? Их бы забрали в лагерь в тот же день. Я сдался. Хорошо это было или плохо? Неизвестно. Мудрость в том, что все правы. Знаете, как в моем любимом стихотворении Маяковского:
Лошадь сказала, взглянув на верблюда:
„Какая гигантская лошадь-ублюдок“.
Верблюд же вскричал: „Да лошадь разве ты?!
Ты просто-напросто — верблюд недоразвитый“.
И знал лишь бог седобородый,
Что это — животные разной породы.
По материалам: ,
